В тот уик-энд Пол успешно провел еще несколько показательных матчей, сделав два превосходных брейка - 136 и 135. Казалось, он способен собраться и полностью сосредоточиться на игре, не отвлекаясь на то, что происходит в его личной жизни. Когда пришел понедельник, Пол все так же продолжал шутить на тему визита в банк спермы. Он утверждал, что это единственный визит в Джимми, которого он ждет с нетерпением. А вот я не ждала понедельника так, как он; мне становилось не по себе от мысли, что скоро будут готовы результаты анализов Пола на ВИЧ и ЗПП. Я знала, что он никогда не был ангелом, до тех пор, пока мы не стали жить вместе, но я страшно боялась листочка бумаги, который мог подтвердить этот факт. Кроме того, если у него что-то было, то, несомненно, теперь это было и у меня. А нам так необходимо было быть сильными и быть вместе, чтобы справиться с тем, что ожидало нас впереди, и нельзя было позволить никаким болезненным воспоминаниям или вещам из прошлого разлучить нас.

Мы прибыли за полчаса до назначенного времени, и нам пришлось прождать целых полтора часа. Я вспотела от волнения, и даже грудь у меня пошла пятнами. Пол подписывал один за другим различные формы и бланки, когда нам принесли результаты анализов. Я затаила дыхание, а потом услышала голос Пола:

- Все в порядке, они отрицательные!

Группа психологической поддержки госпиталя Сент-Джеймс дала следующей процедуре совершенно бесстрастное описание: мы находились здесь "с целью превентивной криоконсервации спермы перед химиотерапией, поскольку данная лечебная процедура может в будущем повлиять на качество спермы и на фертильность". Нас ознакомили со множеством нормативов, постановлениями Комитета по Оплодотворению и Эмбриологии Человека, рассказали об этической стороне вопроса, юридических соглашениях и возможных разногласиях. Я думала только о том, что Пол после химии очень долго не сможет стать отцом, возможно, вообще никогда - а мы так страстно хотели ребенка. Нам казалось, что мы уже целую вечность пытаемся зачать ребенка, но мне так и не удалось забеременеть (насколько я знала на тот момент). Множество раз, когда в моем цикле наступало благоприятное время, мы с Полом находились не то чтобы в разных постелях, а вообще в разных странах.

Полу выдали небольшую пробирку для его образца. Он исчез, и через 10 минут вернулся все с той же пробиркой, в которой было немного содержимого. Он отдал ее сестре. Проверка сперматозоидов на жизнеспособность и подвижность заняла два часа. Я спросила его, почему там было так немного, и он застенчиво признался, что промахнулся, и большая часть попала мимо. Это немного разрядило атмосферу, и мы начали обмениваться шутками о том, как наши будущие дети лежат на полу больничной палаты и ждут, когда придет уборщица. Где-то в душе я спрашивала себя, не слишком ли я эгоистична из-за того, что постоянно думаю о ребенке, в то время как Пол даже не знает, что ему предстоит пережить. Но он хотел малютку так же сильно, как и я, и было здорово, что у нас в будущем есть что-то хорошее, чего мы оба с нетерпением ждем.

Все закончилось, и мы с Полом вдоволь посмеялись над случившимся, но ни он, ни я не знали о том, какое волнение вызвали результаты его анализов, и какая бурная переписка относительно результатов исследований возникла между несколькими отделениями госпиталя.

Как все происходящее видели мы - у Пола начались боли, и мы решили, что у него аппендицит, но нам сказали, что это рак. Доктора смотрели на ситуацию совсем иначе. Их диагноз был очень подробным и звучал угнетающе:

МЕТАСТАТИЧЕСКАЯ ВНУТРИБРЮШНАЯ КАРЦИНОМА - ВЕРОЯТНЕЕ ВСЕГО, НЕЙРОЭНДОКРИННАЯ КАРЦИНОМА С ЭМБРИОНАЛЬНОЙ МОДИФИКАЦИЕЙ, ХОТЯ ВОЗМОЖНО, ТУБУЛЯРНАЯ АДЕНОМА ЯИЧКА ИЛИ ЭМБРИОНАЛЬНАЯ ОПУХОЛЬ С НЕЙРОЭНДОКРИННОЙ МОДИФИКАЦИЕЙ

Теперь, когда у меня есть некоторые из медицинских карточек Пола (а их нелегко было раздобыть), я могу сказать, что с толку сбивает не только обилие медицинских терминов; на самом деле, ситуация выглядит куда более устрашающей, чем в то время казалось нам с Полом. Начиная с самого первого визита в клинику, мы цеплялись за все обнадеживающие слова, которые произносили доктора. Однако, замечания специалиста Эмбрионального отделения клиники, адресованные врачам Нейроэндокринного отделения, с самого начала производят гнетущее впечатление: "Пока мы не уверены на сто процентов, что это за необычная опухоль, но вероятнее всего она нейроэндокринная, что не предвещает ничего хорошего … прогнозы в случае, если предположение подтвердится, вовсе не так хороши, как если бы это был рак яичек". (Курсив мой. - Л.Х.)

Далее было написано: "Пол и его семья, кажется, понимают, каков может быть исход, но они относятся к ситуации необычайно спокойно. Полу не особо хотелось обсуждать статистику и процент выживаемости, поэтому я отложил эти беседы до другого раза, но ему известно, что это далеко не так хорошо поддается лечению, как рак яичек".

Я помню, в каком замешательстве был Пол, когда доктор объяснил ему, что для него было бы лучше, если бы это оказался рак яичек.

- Я не хочу, чтобы в моих проклятых яйцах был рак! - воскликнул он, как бы сделал и любой другой мужчина на его месте. Думаю, тогда нас сбили с толку термины, которыми сыпал доктор, и, кроме того, мы очень переживали, что врачи сомневаются в диагнозе. Конечно, никто из нас даже не догадывался, что прогнозы с самого начала были скверными. Мы просто хотели, чтобы врачи выяснили, что именно у Пола, и сказали нам, как это лечить.

Все вокруг менялось с головокружительной быстротой. Сначала мы молились, чтобы это оказался не аппендицит, а потом - мечтали, чтобы уж лучше это был он. Теперь мы поняли, что когда мы молились, чтобы у Пола не было рака яичек, нам лучше было бы надеяться, чтобы это оказался он. Все перевернулось с ног на голову, но нам необходимо было продолжать жить.



На следующий день после визита в банк спермы я вернулась на работу в колледж, а еще через день мы снова поехали в Джимми для того, чтобы сделать тестирование почки. Удивительно, как быстро мы ко всему привыкаем - в тот день я написала в дневнике:

Сегодня в 9.30 сделали инъекцию радия, все прошло нормально.

Что стало с моим дневником, в котором я собиралась писать лишь о нашей счастливой семейной жизни молодоженов?

Я начала изучать медицинскую терминологию. Теперь я знала, что эмбриональные опухоли развиваются из клеток спермы (у женщин - из яйцеклетки) и легче поддаются излечению, чем нейроэндокринные опухоли, которые развиваются из нервных клеток. Также я вычитала, что для того, чтобы определить тип рака в каждом конкретном случае, делаются анализы крови на альфа-фета-протеин (АФП). Чем выше его уровень, тем больше опухоль. После курса химиотерапии уровень АФП должен опуститься до нормального, но если этого не происходит, это означает, что опухоль исчезла не до конца. На тот момент уровень АФП Пола поднялся с 12 000 до 19 000. У здорового человека, не больного раком, эти цифры колеблются в пределах от 0 до 5, в редких случаях - до 30. Вскоре мы буквально помешаемся на этих цифрах. Каждый раз, когда Пол будет сдавать кровь на анализ, мы с трепетом станем ждать результатов уровня АФП, и от этих чисел будет зависеть, праздновать нам победу или нет.

На следующий день после анализа почки Пол участвовал в чемпионате Премьер Лиги, где его принимали необычайно тепло. Каждый раз, когда он заговаривал о своей борьбе с раком, все начинали скандировать его имя. У меня рыдания подступали к горлу. Знаю, звучит глупо, но я не могла отделаться от мысли, что это будет последнее выступление Пола с его знаменитыми длинными волосами. Ему предстояло остричь их на следующий день, это была часть подготовки к химиотерапии, и хотя я и знала, что в общем контексте происходящего это не имеет абсолютно никакого значения, мысль об этом все-таки расстраивала меня. Я едва могла поверить, что прошло меньше года с того дня, когда он уезжал на свой предсвадебный мальчишник, а я переживала, что приятели могут в шутку остричь его. Это было всего год назад, но с тех пор мир изменился до неузнаваемости.

Проснувшись на следующее утро, я подумала, что никогда еще его волосы не выглядели такими прекрасными. Они были золотистыми, блестящими и полными жизни. Думаю, я нервничала еще больше, чем он. Может быть, мне просто казалось неправильным отрезать что-то здоровое; а может, это было предвестием чего-то нехорошего. Пол ничуть не волновался и хотел сделать себе какую-нибудь авангардную стрижку, но я отговорила его от этого. После того, как первые локоны упали на пол, я сделала несколько снимков. Когда все было завершено, Пол выглядел еще лучше, чем раньше. Нет, он не был похож на Брэда Питта, Дэвида Бэкхема и прочих сердцеедов, с которыми его все время сравнивали - это был просто Пол Хантер, и он выглядел прекраснее, чем когда-либо.



На следующий день он отправился в Шеффилд на Чемпионат Мира 2005, и с превеликим удовольствием демонстрировал миру свою новую стрижку и пару бриллиантовых сережек-гвоздиков.

Я вынуждена была на день задержаться, поскольку мне предстояло телеинтервью с Хейзел Ирвин для программы "Grandstand" ("Трибуна" - еженедельная телевизионная спортивная программа канала BBC 1). Она хотела поговорить о том, как идут наши дела, какой тип рака диагностировали Полу, каковы прогнозы и возможные последствия, и все остальное в этом духе. Боже, как я нервничала! К тому времени телеинтервью уже совершенно не напрягали меня, однако в тот день у меня пересохло во рту, так что мне было не разлепить губ, а грудь еще сильнее пошла пятнами.

Когда начался первый матч, комментатор объявил:

- Я знаю, что сейчас каждый из вас готов с особой теплотой поприветствовать Мальчика с золотым кием.

Толпа взревела от восторга. Я готова была расплакаться, и Пол, должно быть, испытывал нечто подобное, хотя он собрался и держался очень хорошо. Если бы мы только могли собрать и сохранить всю эту любовь, и поддержку, и добрые пожелания… Как я им гордилась!

Конечно, если бы это была сказка, Пол бы боролся как лев и выиграл Чемпионат Мира. Но реальность не похожа на сказку - он проиграл 10-8 в первом же своем матче. Он был очень близок к победе, и раньше ему часто удавалось повернуть ход игры в свою пользу, но кто знает, какой эффект оказали на него последние несколько недель? Кто знает, как он вообще смог выйти на арену и сыграть?

Пол был растроган, покидая зал под стоячие аплодисменты и размышляя, когда же он снова вернется сюда и через что ему предстоит пройти перед этим. Едва они с Брэндоном успели войти в свою комнату отдыха, как в дверь постучали. На пороге стояли двое ребят в форменных пиджаках, которые объявили Полу, что путем случайной жеребьевки его выбрали для прохождения допинг-теста. На каждом турнире такие тесты проходят все финалисты, а также некоторые игроки, чьи имена выбираются случайным образом.

Брэндон пришел в ярость.

- Вы вообще имеете хоть какое-то представление, через что сейчас приходится проходить этому парню? - возмутился он. - В вас есть хоть капля сострадания?

Он захлопнул дверь и вернулся, чтобы обсудить это с Полом. С допинг-тестом были связаны две проблемы. Прежде всего, они не знали, какие именно лекарства давали Полу врачи в Джимми, когда проверяли готовность его организма к химии. А во-вторых, Пол эмоционально очень устал и хотел поскорее вернуться домой. Если бы он согласился на тест, ему бы пришлось провести там довольно долгое время, для того чтобы выпить большое количество жидкости и заполнить мочой две больших колбы. В итоге они решили, что Пол не станет делать тест, и Брэндон отправился к организаторам, чтобы сообщить им об этом.

Распорядитель турнира оказался на месте, и Брэндон упрекнул его:

- Неужели вы не могли просто пропустить его имя, когда оно выпало? Неужели это было слишком трудно для вас?

Однако для некоторых людей правила всегда превыше всего. Месяц спустя, в разгар химиотерапии, Пол получил письмо из Всемирной Ассоциации Снукера с официальным уведомлением о возможном дисциплинарном взыскании, которому его могут подвергнуть за отказ от прохождения допинг-теста. Руководство Всемирной Ассоциации Снукера не только сильно расстроило Пола в тот день, но и за все время, пока он болел, не оказало ему никакой поддержки. По-моему, у них нет никакой страховки для игроков, страдающих от той или иной болезни. Впоследствии у руководства ушло целых три месяца на то, чтобы принять решение об отмене каких-либо санкций в отношении Пола.

Когда Пол покидал Шеффилд в тот апрельский день 2005 года, все собрались, чтобы пожелать ему скорейшего выздоровления. Он с трудом сумел выбраться из здания, чтобы поприветствовать фанов, ожидавших его, чтобы пожать ему руку и дружески похлопать по спине. Мне не хотелось уезжать. Я знала, что как только мы доберемся до дома, начнется настоящая борьба.