Это было лишь очередное доказательство. Подтверждение очевидного. Когда твой любимый человек заболевает раком, где-то в глубине души ты надеешься, что у вас все будет не так, как у других. Химиотерапия будет подобна увеселительной прогулке в парке. Не будет слабости и тошноты. Волосы не начнут выпадать.

Всегда найдется кто-нибудь, кто считает себя крупным экспертом во всем, что связано с раком; кто-то сказал мне, что проявление огромного количества пренеприятных побочных эффектов означает, что химия работает должным образом. Я не знала, что и думать. Неужели мне нужно было радоваться тому, что у Пола выпадают волосы? Неужели это означало, что все идет как надо? В клинике вам всегда советуют не обращать слишком много внимания на рассказы других людей, потому что то, что произошло или, наоборот, не произошло с ними, в вашем случае может не иметь абсолютно никакого значения. Но так трудно было не прислушиваться к рассказам о чудесном исцелении - я безумно хотела услышать о ком-нибудь, у кого был тот же тип рака, что и у Пола, кто прошел тот же курс лечения и вот уже годы как живет здоровым.

К слову, когда я приехала, Пол уже гораздо спокойнее воспринимал тот факт, что у него выпадают волосы - в основном из-за того, что у него были хорошие новости. Его отпускали домой, поскольку введенные внутривенно антибиотики сделали свое дело. Кроме того, по результатам анализов уровень АФП упал с первоначальной отметки в 24 000 до 13 000. Доктор Честер сказал, что Пола можно было бы назвать счастливчиком, даже если бы это были показатели после второго курса химии, что уж говорить о первом. Именно такие новости сейчас были нужны Полу. Вернувшись домой, я внесла эти цифры в наше расписание, а рядом крупно вывела: "ДУМАТЬ О ХОРОШЕМ". По возвращении домой Пол действительно изо всех сил пытался так и делать, бог свидетель. Новости о том, что опухоль уменьшается, открыли у нас второе дыхание. Они стали реальной опорой, за которую можно было ухватиться, и их невозможно было неверно истолковать или c чем-то перепутать.

18 мая мы вернулись в онкологическую клинику. Пол мало чем отличался от других больных раком - все еще немного опухший, потерявший почти все свои волосы, и слишком хорошо знакомый с этим местом. Мы познакомились с парнем по имени Нил, которому тоже пришлось столкнуться с инфекцией. У него был абсцесс, и он до того плохо себя чувствовал, что был даже не в силах уезжать домой между циклами химии. Пол почувствовал себя просто счастливчиком, когда узнал об этом.

Вскоре я обнаружила, что никогда невозможно предугадать, в каком настроении будет находиться человек, проходящий химиотерапию. Случалось, что когда я старалась бодриться, Пол воспринимал это как равнодушие с моей стороны, как свидетельство того, что я недостаточно волнуюсь за него. В другие дни, если я казалась ему невеселой, он начинал жаловаться, что если уж я не могу сохранять позитивный настрой, как сможет он?

Хорошие новости мы получали довольно часто, однако эйфория после них была непродолжительной. Я надеялась, что, поскольку уровень АФП понижается, а Полу больше не приходится мучиться со всеми ужасами охлаждающего шлема (необходимость в нем отпала после того, как волосы все-таки начали выпадать), он поправится. Но он очень мало ел, и, несмотря на это, все время чувствовал себя пресытившимся. Во вторник он неожиданно странно повел себя. Он расплакался от страха и все пытался выдернуть иглу из своей руки.

- Я не чувствую себя свободным, пока нахожусь в стенах этой больницы! - кричал он. - Я заперт здесь! Это тюрьма, и все, что меня здесь ждет, это пытки!

Нет, это были не жалобы, он просто пытался объяснить, что он испытывал.

Мне казалось, что трехдневный цикл терапии должен восприниматься организмом относительно легко, но я ошибалась. Мы оба просто дьявольски устали.

- Пол, ты наверняка не знаешь, что сегодня за день, - заявила я.

Мои слова вызвали на его лице легкую улыбку.

- Я знаю, что сегодня за день, Линдс - как же иначе?

Некоторое время мы вдвоем сидели и молча вспоминали, где мы находились в это самое время ровно год назад. На Ямайке. Произносили свои свадебные клятвы.

В горе и в радости.

Пока смерть не разлучит нас.

Что за первая годовщина у нас получилась! Что за жестокий способ подтвердить значимость данных обещаний. Я взяла руку Пола и положила на свой живот, не обращая внимания на иглу, через которую продолжало поступать лекарство.

- У нас впереди еще множество годовщин, малыш, - заверила я его. - А через год в это же время мы будем праздновать уже не вдвоем; наша малютка составит нам компанию. К тому времени у нас уже будет пятимесячный ребенок, Пол. Он будет рядом с нами, а ты будешь полностью здоров.

- Ребенок? - переспросил Пол. - Уверяю тебя, Линдс, у нас будет девочка. Она будет весить 2 900 и будет вылитая я.

Некоторое время мы просидели обнявшись. Настроение изменилось. Этот маленький хрупкий ребенок, живший внутри меня, уже творил свое волшебство; беременность давала нам возможность смотреть в будущее. Теперь Пол боролся не только за свою жизнь - он боролся за семью, которой мы могли стать.



Его отпустили домой следующим вечером. Он был в отличном настроении и даже начал проявлять некоторую инициативу в принятии решений. Он решил, что не будет принимать стероиды, которые ему назначили против приступов тошноты, так как они вызывали у него бессонницу. Оказалось, что это верное решение, поскольку приступ тошноты у него был всего один раз, зато спать он теперь стал гораздо лучше.

Из больницы снова пришли хорошие новости - через четыре недели после начала химиотерапии, уровень АФП опустился до 2 760. Это по-прежнему было очень много, но с тех пор, как началось лечение, показатели намного улучшились. Я могла резюмировать происходящее, сделав единственную надпись "УРА!" на расписании.

В те дни газеты и телевидение много говорили и писали о том, что у Кайли Миноуг обнаружен рак груди. Я написала в своем дневнике: "Бедная Кайли", а Пол заметил, что забавно наблюдать, как другой известный человек проходит через то же самое, что и он. Великое множество статей было посвящено статистическим данным о коэффициентах выживаемости, возможности ремиссии и о том, что ожидает Кайли в процессе химиотерапии. Я думала, что, возможно, это поможет Полу немного лучше понять весь процесс. Поскольку на этот раз все объяснения давались применительно к кому-то другому, ему было проще абстрагироваться, но в то же время он по-прежнему имел к этому непосредственное отношение.

Пол жаловался, что у него такое чувство, будто кругом, куда ни глянь, все только и говорят, что о раке. Он снова вспомнил, как когда-то по телевизору показывали антитабачную рекламу, а он частенько повторял: "Это буду я. Я буду этим одним из трех". Подтверждение вашей правоты в подобных вопросах не доставляет никакой радости. Я поддразнила Пола, что он вовсе не экстрасенс, и что я готова поспорить, что он ошибается насчет пола нашего будущего ребенка.



25 мая Пол вернулся в онкологическое отделение на курс блеомицина. В этот раз у него очень сильно болели руки, и суставы опухли из-за химии. Кончики его пальцев потеряли чувствительность, так что он не мог смыть за собой в туалете, открыть бутылку лимонада, и даже отщелкивающиеся крышки кетчупа не поддавались ему. Но выбора у нас не было - Полу необходимо было через это пройти.

На стене в клинике висел плакат, и там тоже было предостережение насчет "одного из трех".

- Боже, Линдси, - ужаснулся Пол, указывая на него. - Сколько же здесь этих "одних из трех"!

Мы невесело рассмеялись; как ни крути, это было лучше, чем плакать.

У Пола по-прежнему были проблемы с деснами, и в течение второго курса химии ему давали дополнительные обезболивающие. Я молилась только о том, чтобы нам удалось избежать инфекции во время этого цикла. Новости о том, что АФП Пола опустился до 590, прибавили нам сил. Я написала на расписании: "ПОТРЯСАЮЩЕ!! Ты СИЛЬНЫЙ МАЛЬЧИК!!" Этот лист бумаги удивительным образом вдохновлял - все написанное на нем подтверждало, что наши дела идут отлично; да, Пол страдал от побочных эффектов, и ему было нелегко, но показатели падали, и это служило доказательством, что все, что мы делаем, того стоит.

Друг Пола Даррен Кларк приехал как раз в тот день, когда Полу должны были делать очередное сканирование на томографе (вид посекционного рентгена, который показывает внутренние опухоли). Даррен оказался для нас настоящей находкой. Они дружили с тех пор, как Полу исполнилось десять, и когда начался первый курс химии, он почти на три месяца поселился у нас. Он не давал Полу скучать - они вместе играли в пул, в дартс и смотрели Большого Брата. Благодаря этому у меня появилось немного свободного времени, чтобы разобраться с работой. Было непросто совмещать салон, колледж, Пола, дом, больницу и быть беременной в одно и то же время. Уже тогда окружающие спрашивали меня, как же я со всем этим справляюсь, но я не обладала никаким волшебным рецептом. Честно говоря, у меня просто не было иного выбора. Разве я могла не справляться? Чем бы это закончилось? У меня не было времени сидеть в углу и плакать - в моем животе рос ребенок, Пол нуждался в уходе, а, кроме того, меня ждали работа и домашние хлопоты.

Что бы произошло, если бы я стала просто сидеть без дела и только жалеть нас? Если бы это могло хоть как-то помочь, я, возможно, и попыталась бы. Но я считала, что проявление жалости к себе может показаться Полу оскорбительным, учитывая то, через что ему приходилось пройти. Меня всегда учили смотреть на проблему с точки зрения возможности ее разрешения: если ты можешь сделать что-то, чтобы улучшить ситуацию, делай это; если не можешь ничего сделать, нет смысла изводить себя пустыми переживаниями. Мои родители, а также Трейси и Крис никогда не отказывали нам с Полом в поддержке, и я уверена, что без них мы не справились бы со всем и вполовину так хорошо.

Даррен Кларк, или Даз, как все его называли, очень много помог нам в эти несколько месяцев. Они даже играли в гольф, когда Пол чувствовал себя настолько хорошо, что его руки могли удержать клюшку. Он по-прежнему не видел своего будущего без снукера, и переживал, что состояние его рук не улучшается. Наверное, когда Даз был здесь, я могла взглянуть на Пола более беспристрастно. Оставаясь в стороне, я слушала, как он описывает лечение кому-то третьему, и в такие моменты я просто поражалась его мужеству.

Кого ни спроси, все утверждают одно и то же. Пол никогда не жаловался на свою болезнь. Он не ожидал, что с ним будут обращаться как-то по-особенному. Он продолжал жить так, как мог, занимался спортом, болтал с приятелями, и его не мучили навязчивые мысли. Рак заставил его повзрослеть. Пол был воплощенным вдохновением. Я всегда относилась к нему, как к своему маленькому ребенку, и по-матерински заботилась о нем, но только теперь я видела, на что он на самом деле способен. У него всегда была способность удивлять меня своей психической силой во время игры в снукер, но сейчас он с таким же успехом применял это в реальной жизни, и я была в восхищении.

Наблюдая за ним, я понимала, каким прекрасным отцом он станет. Когда он был в состоянии, он пытался в меру своих сил заботиться обо мне, хотя его движения по-прежнему были несколько ограничены из-за отсутствия чувствительности пальцев рук. Наверное, только во время его болезни я, как никогда, поняла, насколько хорошо мы с Полом дополняли друг друга. Я не заливалась слезами сочувствия по отношению к нему, а он не жаловался. Если бы рядом с Полом кто-то непрестанно повторял: "О Боже, это ужасно. О Боже, почему это случилось с нами?", ему от этого стало бы только хуже. Я должна была оставаться сильной, потому что это придавало силы Полу.

К 8 июня, когда должен был начаться очередной курс химии, мы оба чувствовали реальную пользу от того, что Даз был здесь. Он предложил, что проведет день в больнице вместе с Полом. Возможно, он стал нашим талисманом удачи, потому что в тот день записи в больничной карте были просто невероятными:

Пол очень хорошо переносит химиотерапию. За последнюю неделю его уровень АФП снизился до 590. Сканирование на томографе выявило почти полное исчезновение обнаруженных ранее в брюшной полости очагов заболевания, остается лишь несколько незначительных следов, что указывает на очень хорошую частичную реакцию после всего лишь двух циклов лечения. Я объяснил это Полу, который был невероятно счастлив. Я сказал ему, что это не просто хорошо, а намного лучше, чем мы ожидали. Это повышает вероятность того, что мы все-таки имеем дело с эмбриональной опухолью, но точно пока сказать нельзя, потому что так же могут реагировать на этот вид химиотерапии и некоторые другие виды опухолей.

Пол был счастлив - это было как раз то, что нам нужно. Все шло не просто хорошо - все шло даже лучше, чем они надеялись. Кроме того, если опухоль окажется эмбриональной, шансы на выздоровление будут весьма высоки. Это были на самом деле фантастические новости. Единственное, что беспокоило нас - это боль в кистях рук. Время от времени Пол пытался сложить руки таким образом, как будто они держат снукерный кий, но ему не удавалось это сделать, и это было ужасно. Когда он рассказал об этом консультирующему врачу, ему предложили распределить следующий курс химиотерапии не на три дня, а на пять, что могло бы снизить болевые ощущения. Пол отказался не задумываясь, что лишний раз подтверждает, какими ужасными были для него эти дни, раз он предпочел и дальше терпеть боль в кистях.

Во время трехдневных курсов Пол много спал, поэтому у него было не так много посетителей; кроме того, когда к нему кто-то приходил, он часто бывал не в себе. Пол не любил излишнюю суету вокруг себя - он предпочитал, чтобы эти три дня поскорее прошли, и не хотел, чтобы много людей видели его в таком состоянии, и только Даза он всегда был рад видеть рядом.

Теперь нам пришлось постоянно держать поблизости тазик - в больнице возле койки, а дома в пределах досягаемости. Его стало действительно очень много рвать. Я написала в дневнике:

Бедный малыш. Он почти ничего не ест, и когда его начинает выворачивать наизнанку, рвать просто нечем, он задыхается от спазмов и не может вдохнуть воздух в легкие.

Его отпустили из больницы в пятницу вечером. Он выглядел, как и всегда после химии - опухшим и с отвислыми, как у хомяка, щеками. С самого раннего утра снова начались сильные приступы тошноты.

Последний час Пол постоянно сплевывает слюну в полотенце, - писала я. - А потом накатывает… это всеобъемлющее, судорожное движение, как спазм. У Пола краснеет лицо, и кислород не поступает в кровь.

Я положила ему на шею холодное полотенце и просто сидела с ним, пока все не прошло. Ему, всегда становилось гораздо лучше, после того, как желудок прочищался, и часом позже мы уже бродили по дому, пили чай и смотрели новости. Так продолжалось еще несколько дней.

Врачи сказали, что просто поражены тем, что опухоль уменьшилась так быстро, а Пол так хорошо переносит химию, и тут же добавили, что могли бы провести ему еще один дополнительный курс. Я предложила Полу:

- Соглашайся, пока все идет так хорошо. Сейчас ты все равно чувствуешь себя дерьмово, так, может, стоит потерпеть еще несколько дней, ведь потом это поможет тебе полностью выздороветь?

Обычно он нормально воспринимал подобные высказывания с моей стороны, но на этот раз он обернулся ко мне и прошипел:

- Легко говорить, Линдси, когда это происходит не с тобой, а с кем-то другим.

Я крепко стиснула его руку, но мне хотелось кричать.

- Нет, Пол! Это вовсе не легко для меня. Я бы забрала от тебя это, если бы могла, я забрала бы все, потому что ты - мой мир. Я держусь, потому что мы не можем себе позволить сдаться. Нам нельзя расслабляться, иначе мы проиграем, и что тогда с нами будет? Что будет с нашим ребенком, если мы сдадимся?

Возможно, мой позитивный настрой все время раздражал его - я волновалась об этом раньше, и без сомнения, еще буду переживать впоследствии.

Однако хорошие новости продолжали приходить - уровень АФП Пола упал до 237, это было почти в десять раз меньше по сравнению с начальными показателями. "РАЗУМ ГЛАВЕНСТВУЕТ НАД МАТЕРИЕЙ!" - написала я на расписании. Даз оставался у нас до самого августа, а потом уехал домой в Лестер к сыну. Он очень помог нам в тот период - без него Пол вполне мог бы сойти с ума.



Между тем, я была уже на двенадцатой неделе беременности. Ничто не могло остановить этого ребенка - он был крепким и продолжал расти. Теперь, когда угроза выкидыша миновала, я могла рассказать обо всем близким друзьям и родным. Мы с Полом устроили вечеринку, на которую пригласили наших друзей. Все они были на седьмом небе от радости и строили предположения о том, на кого будет похож ребенок, какие черты характера он унаследует от каждого из нас, и дразнили Пола насчет смены подгузников и тому подобного. Встреча с друзьями помогла ему снова прийти в норму. В тот период я немного забросила свой дневник, ведь нам казалось, что дела наконец-то наладились. Я гордилась нами - мы боролись и побеждали.