Я сделала свое первое УЗИ, только когда была уже на 15 неделе. Обычно эту процедуру проводят на сроке 12 недель, но из-за того, что я собиралась рожать в другой больнице, и нужно было перевести туда все мои документы, получилась небольшая задержка. Я попросила Пола сопровождать меня, и он согласился, хотя для него это и означало вернуться в Сент-Джеймс не в день проведения химии.

Нам пришлось какое-то время подождать, пока будут готовы мои анализы крови. Многие люди, сидевшие вместе с нами в комнате ожидания, почти в упор разглядывали Пола - он был лысый, и было ясно, что у него рак. Полагаю, его выдавало не только отсутствие волос - на всех раковых пациентах лежит некая особая печать. Всем им приходится проходить суровую школу. Я не была стопроцентно уверена, что окружавшие нас люди узнали Пола - может быть, они читали, что у него рак, может, видели статьи про нас в газетах, когда мы рассказывали о том, как мы счастливы, что я забеременела. А может быть, просто кому-то, кого они любили, пришлось пройти через то же самое. Невозможно узнать наверняка, что на душе у других людей, но иногда вас может озарить догадка о том, что, возможно, могло с ними случиться.

Помимо беременных женщин и их супругов, визита к врачу ожидали и родители с маленькими детьми. При взгляде на некоторых я невольно думала: "Бедняжки". Наверное, они думали то же самое, глядя на нас. Не знаю, задумывались ли они, как это ужасно - пытаться победить рак, когда у вас вот-вот должен родиться ребенок? Строили ли они предположения, как мы собирались с этим справиться? Или они просто думали: "О, глядите, это же Пол Хантер, которого показывали по телеку?"

Я то и дело спрашивала Пола, нормально ли он себя чувствует, потому что с утра он испытывал некоторое недомогание. Он отвечал, что все нормально. Обычно на всякий случай у нас всегда были при себе пакеты или ведерко, потому что Пола очень часто тошнило, однако в тот день мы не захватили с собой ничего, потому что Пол не хотел сидеть в людном месте с ведерком на коленях. Я понимала, что сейчас он чувствовал себя неуютно без него. Кроме того, врачи предупреждали Пола, что у него может начаться анемия и слабость, и не исключено, что он может даже потерять сознание. К счастью, он пережил эти минуты в комнате ожидания без потери сознания и без тошноты.

Когда я была на приеме в прошлый раз, акушерка измеряла мне кровяное давление и проверяла сердцебиение ребенка, а потом до смерти перепугала меня, сказав: "О, что-то я сегодня не могу отыскать сердцебиение". У меня едва не случился сердечный приступ, когда я это услышала. Напряжение и без того было слишком велико. Я настраивала себя: "Этот ребенок обязан родиться здоровым. Просто обязан". Я должна была родить идеального ребенка. Мне казалось, что Пола это волнует даже больше его собственных проблем со здоровьем. Я продолжала твердить: "Пожалуйста, пусть все будет хорошо, пожалуйста, пусть все будет хорошо", когда акушерка объявила, что все в порядке, просто иногда ребенок поворачивается так, что трудно нащупать сердцебиение.

Кроме того, я продолжала переживать, не ложная ли у меня беременность. А вдруг из-за того, что мы так сильно хотели этого ребенка и надеялись, что его появление вдохнет в нас новые силы, я просто вообразила себя беременной? Ведь я по-прежнему так и не чувствовала, что беременна. У меня до сих пор не был заметен живот. В течение последних нескольких недель я чуть больше, чем обычно, уставала к вечеру, так что мне приходилось прилечь и вздремнуть часик-другой, чего раньше я никогда не делала. Пару раз я испытывала приступы утренней тошноты, но она быстро прошла. Больше никаких проблем, связанных с беременностью, у меня не было. Неужели внутри меня действительно рос ребенок? Я бы совсем не удивилась, если бы кто-нибудь подошел и сказал мне: "Линдси, ты все это выдумала - это всего лишь твоя фантазия".

Я была на 13-й или 14-й неделе, когда одна из клиенток на работе рассказала, что когда она на сроке 12 недель пришла на УЗИ, ей сообщили, что ее ребенок умер. Я не могла выбросить это из головы и думала только об одном: только бы ничего подобного с нами не случилось. А вдруг как раз из-за этого у меня и не было никаких признаков беременности? Именно поэтому мне так остро необходимо было сделать УЗИ - успокоить саму себя и убедить Пола, что у нас все в порядке (конечно, если это и в самом деле было так).

Доктор сказала, что изображение получается четче, когда мочевой пузырь полон, поэтому я пила воду литрами, и мне казалось, что он вот-вот лопнет. Она начала смазывать мой живот гелем. Я затаила дыхание и сначала даже не осмеливалась взглянуть на экран, но через мгновение услышала голос доктора:

- Вот видишь - все отлично.

Пол был просто потрясен. Он прилип к экрану и разглядывал ребенка. Нашего ребенка. Нашего сына, как я вскоре решила, потому что, пока мы наблюдали за ним, ребенок неожиданно поднял вверх большой палец. Я воскликнула:

- О Боже! Это точно мальчик, и он поднимает вверх палец точно так, как это делает его папа!

Мы получили множество снимков ребенка, в том числе один в симпатичной картонной рамке. Пол загрузил один из них на свой мобильный в качестве заставки, и мы тотчас разослали его нашим родителям и всем друзьям.

Для меня было таким облегчением убедиться, что там внутри действительно ребенок! Хотя теперь нам предстояло принять еще одно решение. На одном из предродовых занятий акушерка рассказывала о различных анализах крови, которые делаются на разных сроках беременности. Она рассказала, что существует тройной анализ крови, помогающий выявить возможный риск рождения ребенка с синдромом Дауна или с другими недостатками. Мне показалось, что это хорошая идея, и я решила, что сделаю этот анализ. Нам объяснили, что по результатам теста возможно будет определить лишь степень риска - высокий или низкий; то есть мы получим только предположение о вероятных проблемах. Дальше нам придется решать, целесообразно ли делать амниоцентез. Меня предупредили, что при этом анализе велик риск выкидыша, даже если с ребенком все в полном порядке. Я понятия не имела, что мне делать. Пол знал об этих вещах не больше меня, и сказал, что я должна решать сама.

Мы вернулись домой и следующие несколько дней говорили только об анализах. Пол спросил:

- Что мы будем делать, если в результатах теста будет написано "высокий риск"?

Я объяснила, что у нас будет возможность сделать еще один тест, который, однако, может спровоцировать выкидыш.

- Ты бы хотел избавиться от ребенка, Пол? - спросила я его. - Лично я - нет. Если это наш единственный шанс завести общего ребенка, я не хочу думать, как все может обернуться. Понятное дело, мне хочется, чтобы он был нормальным, но я не думаю, что нам стоит проходить через все эти процедуры, и рисковать потерей совершенно здорового ребенка.

Честно говоря, если бы вы задали мне тот же самый вопрос годом раньше, я бы ответила:

- Я сделаю тройной анализ крови. Если риск окажется высоким, я сделаю амниоцентез, и если и он будет положительным, скорее всего, я сделаю аборт.

Я не могла себе представить, что я воспитываю ребенка-инвалида, и думаю, что Пол бы тоже этого не хотел, но мы находились не в той ситуации, когда можно было выбирать. Если это был наш единственный шанс завести общего ребенка, мы не имели права упускать его.

Мы задавались вопросом, что же нам делать, если риск окажется высоким - например, 1 из 30. Как насчет 29 шансов на рождение нормального ребенка? Хотим ли мы рискнуть и поставить на кон возможность потерять здорового ребенка? Потом мы решили перестать быть такими пессимистами. На нашу долю и так уже довольно несчастий. Шанс родиться здоровым для нашего ребенка был куда больше, чем вероятность врожденных проблем. Мы бы относились к этому по-другому, если бы Пол не был болен, но это было не так, поэтому нам приходилось брать все это в расчет. Не отрицаю, я всегда беспокоилась из-за мелочей, но на этот раз все, казалось, идет хорошо, поэтому я предпочла вернуться к своему позитивному подходу и игнорировать внутренний голос в своей голове.

Прошло несколько недель, и Полу снова предстояло пройти трехдневный курс химиотерапии. Я надеялась, что к моей 20-й неделе он будет чувствовать себя достаточно хорошо для того, чтобы сопровождать меня на УЗИ. Пол вышел из больницы за день до того, как мне предстоял прием.

Я не хотела знать до родов, будет ли у нас мальчик или девочка, но Пол был не согласен. Он предложил:

- Давай сделаем трехмерное сканирование и как следует рассмотрим ребенка.

Я была против, потому что эти снимки наверняка были бы намного четче, и мы, возможно, могли бы разглядеть, какого пола ребенок. УЗИ подтвердило, что все показатели в норме, и все идет так, как и должно идти.

Я спросила доктора:

- Я не хочу этого сейчас знать, но теоретически вы можете сказать, какого пола наш ребенок?

Доктор немедленно ответил:

- Да, могу.

По окончании процедуры мне пришлось срочно бежать в туалет, потому что мой мочевой пузырь, как обычно, разрывался, и Пол поддразнил меня:

- Пока тебя не будет, я зайду обратно и узнаю, мальчик это или девочка!

Я сказала, что ему не стоит этого делать, но когда я вернулась, он заявил:

- Я там был!

Я ответила, что надеюсь, что это была шутка, и Пол признался, что действительно пошутил. Во мне все крепла уверенность в том, что у нас будет мальчик - слишком уж быстро доктор сказал, что знает пол ребенка - наверняка он видел там маленький пенис! Но Пол был абсолютно уверен, что родится девочка, и он готов был поспорить, что она будет весить 2 кг 900 граммов.

Жизнь пошла своим чередом, без каких-либо происшествий. Я по-прежнему работала, ездила вместе с Полом в больницу, и все еще не чувствовала себя беременной. Я даже спросила акушерку, нельзя ли мне приходить на осмотр каждые четыре недели вместо двух, потому что у меня очень много дел, но она сказала, что мне необходимо регулярно показываться врачу. Я не могла отделаться от больниц и докторов, даже когда очень старалась.