Я пошла в туалет, чувствуя, как теплая жидкость насквозь пропитывает мою одежду. В тот момент, как я приспустила колготки, прокладка упала на пол, и боль тут же стала усиливаться. Я крикнула Трейси, что мне без промедления нужно ехать в больницу. Она заметалась по дому, ребятишки верещали от восторга, а мама все совала мне в руки полотенца, чтобы я сделала из них новую прокладку.

- Оставь свою выпивку, Пол! Мы уезжаем! - крикнула я.

- Не выйдет, - откликнулся он. - Мне необходимо успокоить нервы, так что придется налить себе еще!

Трейси помогла мне забраться в джип.

- Где Пол? - спросила я у нее.

- На улице, орет во всю глотку - "У нас будет ребенок! Моя жена скоро родит ребенка!", как будто до вас никто никогда не рожал детей, - усмехнулась она.

Крис затолкал его в машину, и мы помчались в больницу. К тому времени мы уже прекрасно ориентировались в ней, потому что там лечился Пол, но на этот раз все было иначе - на этот раз мы приехали туда в ожидании прекрасного события. Трейси в голос смеялась надо мной, когда я вылезала из машины.

- Никто не поверит, что ты собираешься рожать. Погляди на нас - я одета в свободную одежду, как беременная, а ты на высоких каблуках и в ажурных колготках!

Нам предстояло преодолеть пять лестничных пролетов, и мне пришлось несколько раз останавливаться и просить Трейси и Пола подождать меня, пока я переведу дыхание. Между тем, Пол все еще кричал: "Моя жена скоро родит ребенка!"

В отделении все были очень спокойны и вежливы. Меня попросили пройти в смотровую и снять колготки и сапоги. Когда я заходила туда, мне навстречу выкатили женщину с ребенком, и тут Пол расплакался.

- Скоро и у нас будет так же, - повторял он.

- Не торопись, Пол, - возразила я. - Я этого пока еще не сделала.

Он слегка запаниковал, когда заметил, как я несколько раз застонала от боли, ведь обычно мне удавалось контролировать себя. В перерыве между схватками я постаралась убедить его, что со мной все в порядке. Я попросила Трейси не уезжать, чтобы в случае чего она могла успокоить Пола.

Пришла акушерка, чтобы осмотреть меня. Я не хотела ей верить, когда она сказала, что раскрылось пока только на 2 сантиметра.

- Думаю, у вас еще не отошли воды, - мягко констатировала она. Мне хотелось кричать на нее.

- Уж поверьте мне, воды отошли, - возразила я. - Впору было надевать галоши! Мои туфли плавали в огромной луже.

Она взяла контрольный мазок, и сказала, что это похоже на слизь, но она не уверена на все сто. Я пыталась сохранять спокойствие, но меня мучила боль, и мне казалось, что она совсем меня не слушает. Я повторила:

- Говорю вам, у меня отошли воды. Жидкость была повсюду.

Она не обратила внимания на мои слова и велела мне спуститься вниз и прогуляться до кафе. Единственное болеутоляющее, которое она мне дала - две чертовых таблетки парацетамола!

Кое-как я спустилась по лестнице и добралась до кафе, но это было невероятно тяжело. Пол засекал время. Спазмы приходили каждые полторы минуты. Я вернулась, и акушерка сказала, что так будет продолжаться еще некоторое время. К тому времени она уже согласилась с тем, что у меня действительно отошли воды, но по-прежнему утверждала, что я почти не раскрылась. Она спросила, предпочитаю ли я остаться в больнице или уехать домой. Я решила ехать к маме, так как там мне наверняка будет проще расслабиться. У мамы была специальная грелка - набитый пшеницей мешочек, который можно было нагревать в микроволновке и прикладывать к спине. Я подумала, что это поможет справиться с болью лучше, чем пара таблеток. Акушерка уверила нас, что у меня впереди еще уйма времени, но сказала, что если к утру не будет совсем никакого прогресса, то меня придется стимулировать, так как теперь, после того, как воды отошли, долго медлить нельзя.

Когда около 11 вечера мы приехали к маме, там не спал только Крис. Даже мама, и та прикорнула и задремала на диване. Пол все сильнее нервничал. Едва войдя в дом, он заявил, что нам всем нужно выпить. Я попыталась убедить его, что было бы здорово выпить чаю, но он явно хотел чего-нибудь покрепче, чтобы успокоить свои нервы. Я решила принять ванну в надежде, что это поможет облегчить боль. Мама проснулась и пришла, чтобы помочь мне; я помню, как она брызгала водой мне на волосы и на лицо, но не помню, зачем она это делала, потому что временами боль становилась такой сильной, что я забывала обо всем остальном. Мама помогла мне вытереться и дала свою старую серую фланелевую ночную рубашку, застегивающуюся на пуговицы до самого горла. Она выглядела жутковато, но была очень удобной. Я легла в своей детской спальне, но мне все труднее становилось терпеть боль, и вскоре я поняла, что нужно возвращаться обратно в больницу, хотя бы для того, чтобы там мне дали нормальное обезболивающее.

Я натянула прямо под ночнушку сиреневые велюровые тренировочные брюки, и мы снова забрались в машину. Пол не расставался со своей выпивкой. Всю дорогу я завывала от боли. Когда до больницы оставалось около трех миль, я уже просто лежала на сиденье с закрытыми глазами. Боль была такой сильной, что я боялась, что рожу прямо здесь и сейчас. Неожиданно я почувствовала, как машина замедляет ход. Я точно знала, что мы еще не добрались до больницы, потому что ехали мы совсем недолго. С трудом разлепив глаза, я увидела пятерых гусей, которые неторопливо, вразвалочку переходили двухполосную проезжую часть прямо перед капотом нашей машины. Поблизости не было ни одного места, где теоретически кто-то мог бы держать гусей. Пол с Трейси судорожно, истерически смеялись. Я отрешенно подумала: "О Господи, кажется, у меня галлюцинации. Эти двое дико хохочут и поют песенки про гусей, а я вот-вот рожу прямо здесь!"

Наконец, гуси благополучно пересекли дорогу, и мы смогли продолжить путь. Трейси снова припарковала машину у подножия этой чертовой лестницы. Я уже почти ничего не соображала. Когда я оказалась в отделении и сняла брюки, они были насквозь пропитаны кровью. Я испугалась, что что-то пошло не так, но акушерка успокоила меня, сказав, что это абсолютно нормально. Она проверила сердцебиение ребенка и сказала, что сейчас я раскрылась на 5 сантиметров, так что мне пора в родильный бокс. Я вскочила с кровати и сказала: "Отлично! Куда идти?" Я была в полной готовности, и не хотела больше никаких задержек. Акушерка попыталась усадить меня в кресло-каталку, но я сказала, что лучше пойду сама. Я дохромала до бокса и взобралась на кровать.

Пол и Трейси уселись на стулья по обе стороны от меня. Я подышала немного воздушно-кислородной смесью, но от нее у меня пересохло во рту, поэтому Пол время от времени поил меня и смазывал вазелином мои губы. Между схватками я находилась в полудреме, но даже сквозь сон явственно ощущала, что самый главный момент все ближе и ближе. Трейси не отходила от меня ни на шаг; без нее я бы точно не справилась. Пол то сидел, откинувшись на стуле, то бродил по боксу, а время от времени выходил на улицу покурить.

Я не особенно религиозна, тем не менее, я все время повторяла: "Господи Иисусе! Дева Мария!". К четырем часам утра я настолько обессилела, что уже была готова сдаться. Я сказала Трейси:

- Я не могу больше. Я так устала. Может быть, мне нужно принять что-то еще, потому что эта воздушно-кислородная смесь совсем не действует.

Однако, похоже, она все-таки действовала, потому что мало-помалу, но дело шло. Каждый раз, когда акушерка подходила проверить сердцебиение ребенка, он продвигался все ниже, и я знала, что развязка близка. Я сама чувствовала, как мой живот опускается вниз.

Внезапно я ощутила довольно сильный спазм. Осмотрев меня, акушерка сказала, что я раскрылась на 10 сантиметров, так что пора приступать к активным действиям. Я недоверчиво переспросила:

- Честно? Это уже оно?

Она улыбнулась, и сказала, что ребенок скоро появится. Я думала, она скажет, что мне нельзя тужиться, но она, наоборот, велела мне обхватить руками бедра и тужиться изо всех сил. Я помню, что в какой-то момент мне стало настолько больно, что я закричала. Акушерка сказала, что головка вот-вот появится, и Трейси с Полом опустились вниз, чтобы взглянуть. Головка появилась после одной-единственной потуги, и, по словам акушерки, еще одной хватило для того, чтобы показалось туловище. Я видела, как мой живот волнообразно опускается. Как только ребенок целиком оказался снаружи, я с облегчением выдохнула.

Я была так потрясена, что мне даже в голову не пришло, что нужно задать один очень важный вопрос. Я услышала, как кто-то сказал: "Это маленькая девочка", но слова не дошли до моего сознания. Я переспросила:

- Это девочка? Действительно? Вы уверены?

Я не могла повернуть голову. Акушерка положила ребенка мне на руки, и первое, что я подумала, было: "Боже мой, она же фиолетовая. Абсолютно фиолетовая". Я спросила, все ли с ней в порядке, и акушерка объяснила, что это нормально, и через пару минут она порозовеет. Пола спросили, хочет ли он сам перерезать пуповину. Он пробормотал, что не уверен, ему казалось, что он не сможет этого сделать, однако, в конце концов он взял в руки ножницы и перерезал ее. Затем они пережали пуповину ребенка и взяли его у меня, чтобы осмотреть. Я слышала, как акушерка спрашивает: "А от кого у нее такие рыжие волосы?", но я все еще была шокирована, и все переспрашивала их, уверены ли они, что это девочка!

Когда они сказали, что она весит 2 900, как предсказывал Пол, я решила, что это шутка.

- А что я тебе говорил! - обрадованно воскликнул он. - Я же сказал, что у нас будет девочка, и она будет весить 2 900!

Теперь я уже никогда не узнаю, откуда ему было это известно.

Ее завернули в маленькое полотенце и вернули нам. Это был самый удивительный момент. У меня в ноге по-прежнему торчала игла от капельницы для того, чтобы ускорить выход плаценты, но я не чувствовала ее. Пол прошел долгий путь от впадения в ужас при одной мысли о родах до желания самому увидеть, как все происходит. Он был невероятно горд. Он не решался брать ребенка на руки, пока в комнате был кто-то еще, потому что боялся сделать это неправильно, но как только мы остались одни, он осторожно заключил это крошечное создание в свои объятия, и снова и снова повторял: "Она прекрасна, она так прекрасна".

Я смотрела на него, держащего в руках этот крошечный кусочек жизни, который создали мы вдвоем, и это были самые прекрасные минуты. Посреди окружающего нас мрака и страха смерти, посреди всей боли и переживаний, мы создали новую жизнь.

- Пол, - прошептала я, обнимая его, в то время как он осторожно прижимал к себе ребенка. - Это наша маленькая девочка. Наша Эви Роуз.