|
 |
|
 |
| Отпускаю |
| 5 - 9 октября 2006 |
|
В течение уик-энда все мы по очереди дежурили у постели Пола. Я, его родители, его сестра с мужем, Ники, друзья – все те, кто его любил, пришли с ним проститься. Все помогали мне ухаживать за Эви, чтобы я могла проводить как можно больше времени в хосписе. В пятницу я привезла ее на часик, чтобы навестить папу, утром в воскресенье она приехала в хоспис с Энтони, а в понедельник к обеду – с Ники. Я обзвонила всех ближайших друзей Пола, приглашая приехать повидаться с ним в последний раз. Некоторые из них не видели его уже сто лет и даже не догадывались, насколько он плох. Одного за другим я приводила их в комнату Пола, предупреждая, чтобы они не показывали ему, что расстроены. С каждым из них Пол недолго, но задушевно беседовал; думаю, он знал, что прощается с ними, потому что хоть они и уходили потрясенными, но каждый потом говорил, что разговор между ними был теплым и позитивным, и каждому Пол сказал что-то свое, личное. Я позвонила и Даррену Кларку, который тут же примчался из Лестера, но к тому времени, когда он прибыл, в субботу вечером, Полу уже стремительно стало становиться хуже. Даз поклялся, что не заплачет, но он поверить не мог, что Пол настолько сдал за ту неделю, что они не виделись: весь вечер он просто сидел в кресле-каталке с закрытыми глазами и что-то бормотал. Понятно, что Даз был убит. С этого дня Пол стал разговаривать все меньше, теперь он произносил лишь отдельные слова и посмеивался, но все еще пытался вставать и что-то делать, словно не сознавал, насколько он болен. Крис, праведная католичка, в какой-то момент, решив, что он уснул, окропила его святой водой. Он открыл глаза и спросил: - Из какого крана ты ее набрала, мам? В воскресенье вечером он решил, что хочет в туалет, но отказался ехать туда в кресле-каталке, поэтому я обняла его рукой за плечи и помогла ему доковылять туда, превозмогая боль. После того, как он закончил, он повернулся и попытался смыть за собой. - Не беспокойся об этом, Пол, - сказала я, но он настаивал, что должен сделать это сам. Я поверить не могла, что даже в таком состоянии он все еще волнуется о хороших манерах. Но это было важно для Пола. В воскресенье, 8 октября, я разговаривала с врачами. Они были обеспокоены тем, что Пол все еще пытается вставать и делать что-то самостоятельно, хотя у него уже нет на это сил. Я согласилась, чтобы они увеличили дозу вводимых ему седативных препаратов, и спросила, сколько ему еще осталось, но они не дали мне точного ответа. Это напрямую зависело от того, как быстро будет ухудшаться его состояние, однако тогда я уже знала, что все может измениться за считанные часы. В эту ночь я осталась с Полом, продремав на краешке его постели, как была, в джинсах и свитере. Я не знала, понимает ли он еще меня, но всю ночь я шептала ему, что позабочусь о том, чтобы Эви все знала о своем отце. Я обещала ему, что буду жить дальше ради Эви, но моя жизнь без него никогда не станет прежней. Ничто и никто никогда не смогут заполнить огромную пустоту, которую он в ней оставит. Я рассказала ему все, что было у меня на душе, и все время говорила, как я его люблю. Врачи и медсестры постоянно заглядывали проверить, как он. Его тело все еще оставалось здесь, он все еще дышал, но я знала, что мой Пол уже никогда не вернется. Он больше никогда не взглянет на меня, не поцелует, не обнимет и не рассмешит. В горле у меня стоял комок, а глаза жгло, но я так и не позволила себе заплакать. Я не хотела, чтобы Пол увидел меня расстроенной, если бы вдруг пришел в себя. Он всегда брал с меня пример, и я не хотела, чтобы он узнал, как это было невыносимо. Рано утром один из врачей признался мне, что, по их расчетам, к этому времени Пол уже должен был уйти. Похоже было на то, что он все еще борется и не хочет сдаваться. Время от времени он стонал, несмотря на то, что находился под сильнейшим воздействием обезболивающих. За что он цеплялся? Неожиданно мне на ум пришла одна мысль. Пол всегда полагался на меня, я все время говорила ему, что делать, с того самого дня, когда ему поставили диагноз, и он не сделал бы ничего, не зная, как я на это отреагирую. Он ждал. Он ждал, когда я скажу, что ему можно умереть. На секунду я подумала, что не смогу сделать этого. Я просто не могла такого сделать, но затем что-то закипело внутри меня, и я ощутила себя сильной, сильнее, чем когда-либо за все эти долгие месяцы. Конечно же, я смогу. - Послушай, малыш, ты боролся так долго, - прошептала я. Мой голос дрогнул, дыхание перехватило. - Но все хорошо. Теперь ты можешь уйти. Ты можешь перестать бороться. Он вздохнул во сне. Я понятия не имела, слышал он меня или нет. Весь понедельник Кристина, Лиэнн и я сидели возле постели Пола, все остальные члены семьи то приходили, то уходили. Помнится, мы смотрели Вестсайдскую Историю по видео. Я массировала Полу ноги и ступни, потому что они очень распухли. Мы расчесывали ему волосы, чистили зубы, рассказывали всякие истории и болтали - не о чем-то важном, а просто о всякой ерунде. Около семи часов, когда по телевизору начался сериал Эммердейл, пришла сестра и спросила, не могли бы мы все выйти и выпить по чашечке чая, пока она сменит белье на постели Пола. Мы с Джоанной первыми вернулись в комнату после того, как она закончила, и сразу увидели, что Пол лежит уже в другой позе, а его дыхание настолько поверхностно, что грудь практически не поднимается. Джоанна побежала, чтобы поскорее собрать всех остальных членов семьи. Его родители, Лиэнн с Адамом, кузены Крейг и Джоанна и тетя Тереза моментально собрались в комнате. Я присела на краешек кровати и взяла его за правую руку. Крис взялась за левую. Пол словно ждал, пока мы все соберемся. Как только все мы оказались возле его постели, он в последний раз глубоко вздохнул и оставил нас. |
 |
|
|
 |
|
