В первые недели после похорон я постаралась обеспечить себе максимальную занятость. Я ухаживала за Эви, вернулась на работу в салон, делала какие-то повседневные дела – в общем, пыталась по возможности отвлечь себя от реальности и от того, что только что произошло. Разумеется, бывали такие моменты, когда я забивалась в угол и рыдала горькими слезами, оплакивая все то, что потеряли мы с Эви и Полом, и семью, которой мы могли бы быть. Но Пол обиделся бы на меня, если бы я зациклилась на этом негативе. Я жива, а он – нет. Он сделал бы все от него зависящее, чтобы быть сейчас здесь, но, к сожалению, это невозможно, поэтому я должна справиться со всеми трудностями ради него. Если бы у него была такая возможность, он сам бы потребовал от меня именно этого. "Шевели своей задницей, Линдс", - сказал бы он, и был бы абсолютно прав.

Я продолжаю делать некоторые мелочи, которые, возможно, могут кому-то показаться глупыми. С тех пор, как Пол умер, я ношу его бриллиантовые сережки-гвоздики. Я сплю в его шортах – отчасти оттого, что они очень удобные; а первые несколько месяцев я всегда спала на его стороне кровати. Еще я ношу кое-какие его футболки и яркие рубашки, но на это не обязательно есть какая-то сентиментальная причина; многие девушки дома носят одежду своих парней. Единственное отличие в моем случае – это то, что когда я делаю это, Пола нет поблизости. Крис забрала себе кое-что из его одежды, а снукерный кий я отдала Алану, потому что знаю, что этого хотелось бы Полу.

До сих пор нам приходит столько писем и открыток с соболезнованиями, что я просто поражаюсь. Когда впервые появилась информация о том, что у Пола рак, мы получили более пятисот посланий, которые я теперь бережно храню, но после того, как Пола не стало, меня буквально засыпали письмами, и это было невероятно. Некоторые из них будут опубликованы в приложении в конце этой книги, потому что я хочу поделиться теми прекрасными чувствами, которыми они переполнены. Я знала, что многие люди, знавшие Пола при жизни, очень любили его, но все равно была приятно удивлена тем, что большая их часть нашла время для того, чтобы связаться со мной и поделиться своими чувствами.



Я пока не думала, что мы будем делать с прахом Пола. После кремации Крис и Алан забрали урну домой, и хранили ее рядом с фотографией Эви. Меня раздирали противоречия: моя рациональная сторона утверждала, что это не Пол, а просто урна с пеплом, а сердце говорило: "Это все, что у меня осталось, это все, что осталось от Пола".

Как-то утром в ноябре я проснулась и подумала: "Интересно, видит ли меня Пол? И если да, то не задается ли он вопросом, почему у меня нет его праха? Не думает ли он, что мне наплевать?" Мне не хотелось, чтобы он думал, что мне все равно, поэтому я спросила Алана и Кристину, не будут ли они возражать, если я заберу у них прах. Они были не против. Я привезла урну домой и первое время хранила ее на кухне. Всякий раз при взгляде на нее у меня перехватывало дыхание – она была сделана из того же дерева, что и гроб Пола, и на ней была такая же табличка с его именем и датами рождения и смерти. Еще когда я впервые увидела ее, то почувствовала, что мне стало трудно дышать.

Некоторое время урна стояла на кухне, а потом я перенесла ее в снукерную комнату, потому что Пол очень любил там бывать. Я поставила возле урны несколько бутылок шампанского и водки, ведь в этой комнате он провел немало веселых часов, она была полна прекрасных воспоминаний; этим шутливым жестом я хотела как бы вернуть ему кое-какие из этих воспоминаний.

Первое Рождество без Пола наступило очень быстро – два месяца пролетели незаметно, и я знала, что мне нужно что-то придумать. В каком-то смысле я была даже рада, что он умер до Рождества, и нам не пришлось 25 декабря сидеть возле его постели в больнице или в хосписе, наблюдая, как он мучается от боли, и сознавая, что это его последнее Рождество. Но примерный план, во всяком случае, у меня был; я знала, что мы с Эви будем делать.

В один из последних дней в хосписе, Пол, проснувшись, неожиданно сказал мне:

- Может, в этом году поставим елку в спальне, чтобы у нас было настоящее Рождество?

Он был словно маленький мальчик, его так увлекала эта мысль. Я была практически уверена, что он не доживет до 25 декабря, но, не задумываясь, ответила:

- Конечно, поставим, малыш.

Так что, когда приблизилось Рождество, я купила елку и поставила ее в спальне. Полу нравилось ожидание Рождества, он любил это предрождественское волнение, и я даже подумывала о том, чтобы как-нибудь поставить в доме пару елок. В душе он всегда оставался ребенком и легко заражал всех окружающих своими эмоциями. В общем, я решила, что, хоть его больше и нет с нами, у нас все равно будет настоящее Рождество, такое же, какое мы бы устроили, будь Пол жив и здоров. Я надеюсь, что там, где он есть, он по-прежнему испытывает то же предпраздничное волнение и все так же томится в ожидании праздника.

Я перенесла прах Пола обратно на кухню и окружила урну фотографиями Эви, а рядом поставила ее маленький адвентский календарь. Я все время разговаривала с урной, словно это был Пол, и говорила всем, кто заходил меня навестить, что Пол на кухне. Наверное, они думали, что я сошла с ума, но мне это было безразлично.

Все наши родные хотели, чтобы мы провели рождественский вечер именно с ними, но я предпочла, чтобы все шло обычным порядком, как и раньше. Есть некоторые вещи, менять которые мне совсем не хочется – по крайней мере, не хочется делать это слишком быстро. Мне нужна была некоторая последовательность. Мы с Полом привыкли в рождественский вечер "делать обход", развозя всем подарки, и я не стала отступать от привычного распорядка. Вечером я вернулась, чтобы провести ночь в своем доме.

Рождественским утром я не могла не думать о том, каким прекрасным был этот день ровно год назад – я была беременна, наш ребенок вот-вот должен был родиться, и мы были вместе. Но нельзя зацикливаться на таких мыслях – мне нужно продолжать жить. В тот день, собираясь навестить своих родителей, а потом и родителей Пола, я взяла урну с прахом с собой. Я не хотела, чтобы Пол пропустил все веселье.

На второй день Рождества я решила устроить вечеринку в честь первого дня рожденья Эви. Сначала я думала просто пригласить друзей с детьми, но потом посчитала, что все остальные будут на этом дне рождения чувствовать себя неуютно из-за мыслей о том, как бы гордился Пол своей дочерью, и как сильно всем его не хватает. Кое с кем я уже довольно долгое время не виделась, потому что после смерти Пола все закрутилось в какой-то безумной лихорадке. В итоге я пригласила 17 детишек с их родителями и человек двадцать друзей без детей.

Утром в свой день рожденья Эви проснулась лишь в половине десятого. Раньше она никогда не спала так долго. Видимо, малютку утомили переживания предыдущего дня, а может быть, это в ней проявились папины сонные гены!

Когда она проснулась, я нарядила ее в новенькое платьице и начала приготовления к празднику. Дом должен был выглядеть идеально, и у меня, с головой ушедшей в домашние хлопоты, не было ни секунды, чтобы остановиться и задуматься, что кое-чего здесь не хватает. Пола.

Гости прибыли к часу дня, и уже через несколько минут начался сумасшедший дом. Я специально написала на приглашениях, что вечеринка будет с часу до пяти дня, потому что это был просто праздник для Эви. Я не хотела, чтобы кто-нибудь подумал, что это очередная вечеринка из тех, которые устраивали мы с Полом, когда никто из гостей не уходил домой до следующего дня. Я также не хотела, чтобы гости слишком много пили на этом празднике, потому что тогда они непременно ударились бы в депрессию. Это должен был быть день рождения Эви, а не поминки Пола.

В час пополудни Эви вместе со мной встретила гостей, но уже к двум бедняжку сморил сон, и я уложила ее в кроватку. Дом был заполнен людьми, а я продолжала думать о том, что мне не только нельзя сосредоточиваться на отсутствии Пола, но и нужно предостерегать остальных, чтобы они не делали того же самого. Я должна была поддерживать во всех бодрость духа. Ни на секунду не сомневаюсь, что друзьям и родственникам было очень тяжело. Это был дом, в котором жили мы с Полом, но теперь его здесь не было. Большинство приглашенных не были здесь с тех пор, как Пол умер. Несколько человек признались, что особенно трудно было заходить в игровую комнату, потому что подсознательно они ожидали увидеть там Пола, стоящего возле бара. Именно там пустота ощущалась сильнее всего; хотя, говоря откровенно, Пол вряд ли спокойно сидел бы там, держа Эви на коленках – скорее, он бы со скоростью света разливал всем выпивку. Возможно, он бы расхаживал по дому, таская Эви на руках и лопаясь от гордости за нее. Его маленькому ангелочку исполнился год.

Место Пола за барной стойкой занял его друг Беар. Он разливал напитки, гости играли в пул, и со стороны все это выглядело как нормальная вечеринка. Однако она разительно отличалась от безумных гулянок, которые бывали у нас здесь раньше. Я умышленно не стала покупать слишком много выпивки, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь, напившись, начал плакать. Я помню, как-то, устраивая вечеринку, мы купили шесть бутылок водки, две бутылки бренди и много чего еще, да еще многие гости принесли выпивку с собой. Все были пьяны в стельку – в доме не осталось ни капли спиртного. Сейчас же на полу моей гостиной сидело пятнадцать ребятишек, которые смотрели Гарри Поттера и ели чипсы и сладости, в то время как я играла в "передай посылку" с теми, кто был помладше.

Гости активно фотографировали Эви и наш дом, потому что я всех предупредила, что после Нового года, как только я все устрою, мы с ней переедем отсюда. Это напомнило мне меня саму, когда я постоянно снимала Эви и Пола вместе, боясь, что в будущем у нее не останется никаких воспоминаний об этих днях. Я наблюдала, как все они, с глазами на мокром месте, фотографируют Эви, и прекрасно знала, о чем они думают - Пол должен быть здесь. Мне хотелось возразить им, крикнуть: "Нет, не должен!", ведь это был бы настоящий кошмар. Я знаю, что все по-разному переживают боль утраты, но нельзя требовать от человека, чей рассудок уже помутился от мучительной боли, чтобы он продолжал оставаться с вами только потому, что вам хочется, чтобы он был здесь в определенный день календаря.

Наверное, многие люди не понимают меня; с того самого дня, как Полу поставили диагноз, я веду себя абсолютно не так, как все ожидают. Если бы я рыдала и причитала, что моего мужа нет здесь в первый день рождения моей дочери, возможно, это им больше понравилось бы. В этом случае я бы играла роль вдовы по общепринятым правилам, так что они могли бы обнять меня, потрепать по спине и поплакать вместе со мной. Но я не такая, и я слишком любила своего мужа для того, чтобы молить Бога о том, чтобы он даровал Полу еще несколько недель жизни, в то время как он страдал от невыносимой боли.

Как бы то ни было, вечеринка получилась отличной, и день выдался замечательный, однако больше я никогда так не сделаю. Неважно, что для этого потребуется, но я найду другое место для того, чтобы каждый год во второй день Рождества устраивать праздники для Эви. Таким образом, я буду уверена, что моя девочка будет жить будущим, а не прошлым. Это именно то, чего и сам Пол хотел бы для своей дочери.